***

Иногда, знаете ли, хочется пригласить незнакомых людей в свою очень творческую лабораторию. Ведь мы, главные редактора глянцевых изданий - властители дум, новеньких жен и «Майбахов» и обладатели солидных банковских счетов. 
Хотите знать, как я докатился до жизни такой?

 

С места в карьеру!

 

Начиналось, доложу вам, все просто замечательно. Еще учась на филфаке в университете, я случайно устроился в популярную детскую газету журналистом, горячо объяснив главному редактору, что необычайно люблю детей, прямо как Лев Толстой, и готов не только регулярно гладить их по головкам, но и писать для них разные прикольные заметки. Поскольку в редакции этой детской газеты трудились исключительно почтенные дамы, вышедшие из детского возраста вскоре после нашествия Наполеона, меня приняли – за юность, чистоту и мужской пол.

 

- Надеюсь, твой пол – это не твой потолок, - пошутила главная редакторша, подписывая заявление. Я залился счастливым смехом.

 

Уже потом я узнал, что моя начальница вообще беспрерывно шутит, поскольку регулярно смотрит  КВН, всевозможные юмористические передачи и еще является подписчицей нескольких специальных газет. Видимо, это было семейное – муж ее, работавший в органах, прославился в свое время яростной охотой на диссидентов, а при такой работе без здоровой шутки юмора никак нельзя. Иначе тоже в психушку попадешь – вслед за своими подопечными.

 

Рабочий день в детской газете начинался примерно в час дня. Обменявшись свежими новостями из жизни поп-звезд и продемонстрировав в кабинете главного редактора новые наряды от бердичевских кутюрье, дамы направлялись к необъятных размеров холодильнику, где всегда были огромные запасы ливерной колбасы, псевдо-голландского сыра, а также шпроты, кетчуп, хлеб и бутылка беленькой. Накрывался огромный стол, после чего в течение двух ближайших часов пир шел горой. Иногда, правда, приходилось ненадолго отрываться, поскольку звонили бедные детки, жаждущие приобщиться к сокровенным тайнам журналистики. Деткам вежливо, но твердо объяснялось, что идет редакционная летучка, и они, услышав это, мгновенно улетучивались из телефона.

 

Посиделки длились часов до пяти, после чего сытые и довольные дамы, отсмеявшись свежим шуткам обожаемой главной редакторши, разбредались по домам. Как при таком режиме делалась газета, кто ее делал – до сих пор понятия не имею. Главное было то, что мне платили целых пятьдесят долларов в месяц за какие-то рассказы о мифических разновозрастных детях, которые я обычно сочинял по ночам, придумывая все от начала до конца – и имена, и номера школ, и фамилии, и сюжеты. Тем не менее я был на очень хорошем счету, и главная редакторша не уставала в промежутках между шутками меня хвалить, поскольку я якобы внес в издание очень свежую струю.

 

Вскоре после меня в этой замечательной детской газете появился еще один юный представитель мужского пола, откликавшийся на прозвище Нил. Этот Нил, дитя интеллигентнейших родителей, в тринадцать лет убежал из дома, бомжевал, нищенствовал, курил гашиш и марихуану, ел грибы, воровал, бренчал на гитаре и раскапывал могильники вместе с черными следопытами. Но познакомившись однажды с дочкой  известного академика, решил поставить крест на прошлом и начать жить по-человечески. Это ему блестяще удалось: уже через полгода работы он усердно жевал бутерброды с наполеоновскими дамами, писал материалы об ударном сборе металлолома в такой-то школе и выгуливал по ночам трех академических овчарок.

 

Сейчас, кстати, Нил работает в очень известном издании и даже стал отъявленным патриотом, отчаянно громя в своих статьях врагов России, либералов, прибалтов и брюнетов. Какая впечатляющая карьера!  Какой славный путь от сперматозоида до таблоида!

 

Мы обуем всю страну

 

Поскольку мои высосанные из пальца материалы не требовали на сочинение много времени, параллельно я устроился выпускающим редактором в новую глянцевую газету под звучным названием «Бизнес.Культура.Наука».

 

Ее создал профессиональный психолог, который, защитив докторскую диссертацию по гипнозу, профессионально занялся торговлей дешевой португальской обувью. Видимо, его познания были действительно очень глубокие: буквально через полгода весь город был завален этими чудовищными ботинками, которыми на исторической родине наверняка брезговали даже португальские бомжи.

 

Скоропостижно заскучав по высокому, психолог решил параллельно заняться журнализмом.
При первой встрече он произвел на меня  неизгладимое впечатление: рост два метра, крашеные усы как у Тараса Бульбы, живот как у дамы на девятом месяце.

 

Кстати, какой-то американский фонд уже давно установил премию в десять миллионов долларов тому мужчине, который первым родит ребенка. Закралась крамольная мысль: уж не собрался ли мой будущий шеф претендовать на этот грант?

 

Работа выпускающего редактора была бы не слишком обременительной, если б не одно обстоятельство. Помимо прочего я  должен был надзирать над главным дизайнером – мрачнейшим эстонцем по фамилии Борман. Тот, видимо, начитавшись в юности или Свифта, или Геббельса, стал отъявленным человеконенавистником. Он сидел в отдельном кабинете, на двери которого была прикреплена огромная доска, и в эту доску Борман через каждые пять минут метал ножики. Поэтому заход любого гостя был сопряжен с реальным риском для жизни. Многие сотрудники редакции плакались психологу, что он взял дизайнером отъявленное чудовище, но психолог только улыбался в усы. Видимо, с Борманом его связывало что-то еще помимо журнализма.

 

Газета благополучно закрылась на тринадцатом номере. Продажи португальской обуви внезапно упали, а психолог вместе с главбухом еще имели милую привычку занимать деньги под пятьдесят процентов годовых. В офис стали наведываться группы реальных пацанов с короткими стрижками и квадратными шеями. Главбух, милейшая женщина, мелко дрожа, пряталась в туалетной комнате. А психолог вообще перестал появляться в офисе и руководил бизнесом дистанционно.

 

Когда долг фирмы по зарплате журналистам превысил все допустимые пределы, я пошел к главному бухгалтеру. Она только вылезла из туалета после визита очередных пацанов и нервно мазала лицо толстым слоем пудры.

 

- Так не годится! – грозно сказал я. – Мы уже полгода работаем без зарплаты. Нам не на что есть. Художник не должен быть голодным по полгода.

 

Несчастная женщина уронила пудреницу на пол, но я даже не дернулся, чтобы ей помочь.

 

- Только не надо преувеличивать! Я могу посмотреть, вам не так давно выплачивали деньги…

 

Кажется, в прошлом месяце. Или в позапрошлом.

 

- Это было в августе, а сейчас январь, - отчеканил я. – Кто из нас должен лучше считать?
- Ну, хорошо, а хотите обувью?
- Что – обувью?
- Взять зарплаты и гонорары обувью? Очень качественной, португальской?

 

Кряхтя, она подняла злосчастную пудреницу и просительно посмотрела на меня. 
Компьютер в моей голове защелкал и зафырчал. Может, и правда – обувью?

 

Через час я, как голодная пантера, рыскал по складу, где хранились неликвиды из солнечной страны. А еще через три часа грузовик, предоставленный мне несчастной бухгалтершей, вез в мою крохотную двухкомнатную квартиру две с половиной тысячи коробок – зарплата на всех журналистов за полгода.

 

На самом деле, это было чрезвычайно мудрое решение. Мой безработный папа, физик-теоретик, уволенный по сокращению и собравшийся было в гардеробщики, мгновенно воспрял духом. Ранним утром, загрузив в сумку десять-пятнадцать пар, он шел окучивать близлежайшие ларьки. Почему-то продавщицы реагировали на португальский брак очень положительно – не исключаю, что обувь была заряжена гипнотизером-психологом. Не прошло и года, как все коробки разлетелись, правда, по бросовым ценам.

 

А фирма сгинула уже буквально через несколько дней. Явившись как-то на работу, я сразу увидел на двери огромный висячий замок и рядом троих бритых джентльменов в кожаных куртках и спортивных штанах, нервно куривших сигаретки. Штирлиц сразу понял: это провал. И развернувшись, дунул восвояси.

 

Кстати, уже много позже, я узнал, что перманентно беременный психолог с крашеными усами успел-таки бежать, как какой-нибудь Герцен или Березовский, в Португалию, где был заранее куплен хорошенький домик у моря – вместе с женой и любовницей. Бедную бухгалтершу, оставшуюся в заложниках, долго мучили разные бандиты, но потом отстали, поскольку взять с нее было решительно нечего. Таким образом, культурно-обувная эпопея завершилась ко всеобщему удовольствию.

 

Ловлю майн кайф!

 

А тут как по заказу в одном питерском казино мне вручили профессиональную журналистскую премию «Золотое перо» - и вскоре после этой эпохальной награды  призвали в качестве главного редактора одного глянцевого журнала. Качество печати у этого журнала действительно было отменным, что вполне оправдывало полное отсутствие присутствия всякого содержания. Зато зарплата – две тысячи долларов в месяц! Мог ли я мечтать о таких безумных деньгах долгими студенческими ночами, проведенными в обнимку с Лотманом и Бахтиным!

 

Положение журнала было абсолютно критическим. За аренду роскошного офиса в начале Невского мы не платили уже три года. Генеральный директор, он же хозяин предприятия, раскатывал по ночам на своей старенькой «шестерке», чтобы утром купить немного бумаги для родного издания, а также булочку и кефир себе на завтрак, он же обед. Обещанные две тысячи, само собой, категорически не платили. Бухгалтер, махнув на все рукой, махнула с семьей на ПМЖ в Израиль, прихватив последние скрепки, а также крохи из сейфа, накопленные на покупку все той же дорогостоящей бумаги.

 

Отработав девять месяцев без денег, я почти забыл об их существовании. Но тут случилось чудо: деньги внезапно появились! Не думаю, чтобы в этом была такая огромная моя заслуга. Вклад генерального директора, перешедшего на кефир с булочками, был неизмеримо больше.

 

Отоспавшись несколько часов после ночной бомбежки, он ехал выбивать деньги из наивных рекламодателей, объясняя им на пальцах, что журнал с пятидесятитысячным тиражом просто обречен на успех. (Печаталось ли тогда на самом деле три тысячи экземпляров, не знаю до сих пор. Думаю, что навряд ли.) Но когда-то в молодости директор возглавлял мелкую бандгруппу в Набережных Челнах, откуда он родом, и видимо, с тех пор наработал какие-то навыки убеждения сомневающихся. И вот чудо: реклама пошла, а с ней появились деньги.

 

Бубновые русские

 

Хозяин журнала, он же генеральный директор, совершил невозможное. Видимо, йогурт, пожираемый им в невообразимых количествах, способствовал резкому улучшению умственной деятельности. Он всучил большую часть акций журнала одному солидному издательскому дому, который выпускал в Питере рекламную газету пятисоттысячным тиражом. С владельцем этого большого дома, Глебом, я вскоре познакомился на банкете. 
Глеб сразу же произвел на меня колоссальное впечатление. Он пил, почти не закусывая, весь вечер, оприходовав по моим скромным подсчетам куда больше литра крепких напитков. И при этом, заметьте, оставался трезв как стеклышко. Я понял, что нашел родственную душу. 
Отметив покупку-продажу журнала, мы с Глебом плавно переместились в казино. Как он играл!

 

Первым делом Глеб затребовал из ресторана огромную глубокую тарелку, куда сложил купленные на пять тысяч баксов стодолларовые фишки. После каждого удачного броска он, демонстрируя прекрасные баскетбольные качества, со звоном метал очередной жетон в тарелку, которая вскоре была заполнена до краев. Тогда он потребовал еще одну тарелку. Вежливые дилеры смотрели на это с нескрываемым ужасом.

 

Мы с Глебом стали регулярно посещать по ночам казино. Третьим не лишним был его шофер, которого Глеб традиционно сажал по правую руку от себя. «Ну, что сейчас будет – красное или черное?» – интересовался Глеб у шофера. «Красное», - важно отвечал тот. Глеб ставил на красное. И почти всегда выигрывал. А шофер утром получал чаевые, равные его трехмесячной зарплате.

 

Слухи о моей смете сильно преувеличены

 

И вот однажды случилось страшное. Поскольку шофер слег с гриппом, мы отправились с Глебом  в казино вдвоем. Это привело к поистине катастрофическим последствиям: за ночь Глеб проиграл пятьдесят тысяч долларов.  Уже утром мы приехали к нему домой и будучи в трансе, молча выпили две бутылки шампанского. И тут на Глеба что-то нашло. «Из-за тебя я отдал пятьдесят тонн! – закричал он, яростно сверкая глазами. - За это я буду тебя пытать!» 
Мгновенным движением, как заправский фокусник, Глеб вытащил откуда-то длинную бельевую веревку и намертво прикрутил меня к стулу. После чего начал этот стул вместе со мной медленно переворачивать. Скоро голова моя оказалась внизу, ноги вверху – типичный йог, выполняющий любимую асану. Но на мое счастье внезапно Глеб рухнул, как подкошенный, на пол и захрапел. Два часа ушло у меня на то, чтобы распутать веревки, завязанные морским узлом.

 

Через два дня я пришел к нему в кабинет с заявление о своем уходе. Глеб все так же смотрел на меня с яростью.

 

- Фиг тебе, а не уход!» – заявил он. (Как вы понимаете, выразился он немного по-другому, цитата не точна). 
- Ты меня смертельно оскорбил! – сказал я. Больше я с тобой не общаюсь.

 

Глеб оказался мудрым руководителем. Ближайшие пять лет я редактировал журнал, входящий в его издательский дом, но не сказал ему ни одного слова. И ни разу не поздоровался. Общались мы только через квалифицированного адвоката - его зама, милейшую и умнейшую женщину. Как он это вытерпел, ума не приложу.

 

Денежные мешки под глазами

 

И вот однажды я провожу прекрасный отпускной вечер в Монако, играю по маленькой, пью красное вино. И в этот момент звонок: это мой генеральный директор, о существовании которого я уже успел начисто забыть.

 

- Пока ты тут, блин, прохлаждаешься неизвестно где, журнал продают! – заорал он в трубку. -

Приехал какой-то богатый чел из Ханты-Мансийска и хочет купить нас с потрохами за десять миллионов! Завтра он хочет встретиться с тобой и с Глебом в одиннадцать утра, он специально прилетел из своей тундры. 
- Насколько мне известно, в Ханты-Мансийске нет тундры, - сказал я.
- Какая к черту разница!

 

Мгновенно собрав вещи и полностью опустошив содержимое бара, я помчался в аэропорт. Поменял билет и вылетел в Питер. Все дело в том, что интригами, мольбами и шантажом мне удалось раскрутить учредителей журнала на десять процентов акций. Несложно посчитать, что при продаже любимого издания за десять миллионов я мог обогатиться сразу на сотню.    
Назавтра в одиннадцать утра я входил в кабинет своего мучителя.

 

- Будешь со мной разговаривать? – деловито поинтересовался Глеб.
- Буду.

 

В этот момент в кабинет ввалился ханты-мансиец. Выглядел он вполне презентабельно – строгий черный костюмчик от Пал Зилери, узнаваемый карденовский галстук ручной работы, огромная песцовая шапка и литровая бутылка «Русского стандарта».

 

- Необычайно рад познакомиться с главным редактором такого прекрасного журнала! – заявил он. – Выпьем по чуть-чуть?

 

Мы с Глебом дружно закивали головами.

 

- Я в Питере уже три дня, - доброжелательно сказал ханты-мансиец. – Купил уже три заводика. Очень хорошие заводики. Теперь вот договоримся о журнале – и можно домой.

 

Мы выпили по одной, а потом еще по одной.

 

- Мы сделаем из вашего журнала второй «Ньй-Йоркер»! – заявил ханты-мансиец. Наши менеджеры уже все просчитали. За два года вкладываем двадцать миллионов, через четыре выходим на прибыль.

 

Из кабинета Глеба мы вышли в одиннадцать вечера. Меня шатало из стороны в сторону, Глеб был красный, как спелый болгарский перец, а ханты-мансиец держался молодцом, только песцовая шапка немного съехала на затылок и узел на карденовском галстуке развязался.

 

- Содержательно! Очень содержательно посидели! – повторял он. – С большим содержанием!

 

Видимо, ему очень понравилось это звучное слово.

 

- Мы сделаем второй «Нью-Йоркер», вот увидите! Сейчас лечу в Ханты-Мансийск, переговорю с руководством, и обратно к вам…

 

Глеб несколько раз отужинал меня в ресторане, потом мы опять напились, он сказал мне что-то крайне нелицеприятное, и я снова перестал с ним общаться – еще на ближайшие пять лет. А богатый ханты-мансиец почему-то так и не позвонил. Может, у него деньги внезапно кончились.

 

…Вот такая у нас веселая жизнь, глянцевых редакторов. О своей нынешней глянцево-гламурной жизни я тоже расскажу вам непременно – но только лет через десять, никак не раньше.

 

***

 

Оглавление №5