***

Хиури накинула легкое домашнее кимоно, подошла к низенькому столику имолча опустилась на колени. Муж, ловко орудуя палочками , с аппетитом поглощал свой завтрак, состоявший из риса и тушеных овощей. Он был так увлечен, что даже не взглянул на жену, не заметил, что она уложила свои длинные, нетронутые сединой волосы по-японски, в сложную прическу, используя старинные заколки, больше похожие на нарядные палочки. Из-за этой прически она не могла спать сегодня нормально. Пришлось полусидеть в постели, чтобы не испортить и сохранить шедевр парикмахерского искусства. Цвела сакура, и Хиури мечтала устроить себе маленький праздник. Она хотела съездить в парк и полюбоваться этим чудом. В этот день намеревалась она выглядеть настоящей японкой. Она заварила свой любимый грибной чай. Это был традиционный японский напиток, далеко не всем европейцам он приходился по вкусу, поскольку скорее напоминал суп. Отхлебывая маленькими глоточками , Хиури внимательно разглядывала мужа, словно видела его первый раз. Насытившись , муж встал из-за стола, и вскоре послышался шум отъезжающей машины.

 

– Чужие, – в очередной раз подумала Хиури и подошла к окну. Слабый ветерок доносил легкий аромат цветущих растений. И оттого становилось совсем одиноко. Взрослый сын женился на чужеземке и ушел из семьи. К невестке Хиури относилась равнодушно, не понимала, да и не пыталась понять ее. Та платила той же монетой.

 

Нет, она не будет ждать выходного дня, чтобы поехать с мужем в парк, а поедет сегодня одна, и никто не сможет испортить ей праздничного настроения, которое всегда возникает при любовании этой удивительной красотой. В радостном предчувствии замерло сердце. Почему-то именно в такие периоды ей хотелось любить и быть любимой. Замуж ее выдали родные и при этом, особенно не церемонясь с ней, долго подбирали жениха, как делали в старину. То их не устраивала его семья, у другого мать была неизлечимо больна, а это считалось важным препятствием для брака, третий был вдовцом с тремя детьми, четвертый… Хиури вздохнула, всех и вспоминать не хотелось. Она уже отчаялась выйти замуж, когда к двадцати шести годам выбор был, наконец, сделан. С тех пор они вместе. Мужу уже шестьдесят лет, он крепок и силен, ей – сорок восемь и она чувствует себя совсем молодой. Жизнь шла ровно, без встрясок и всплесков, а ей хотелось любви страстной, о которой пишут в любимых романах.

 

– Не дано мне, – с грустью думала Хиури. Она подошла к зеркалу, любуясь своей гладкой, как у девушки, кожей.
– Я хочу любить! – впервые четко сформулированная мысль напугала ее. Она засуетилась, выбирая праздничный пояс к нарядному кимоно. Белые носки шлепнулись рядом. Это обязательно, – стараясь отвлечься от крамольной темы, размышляла она.

 

Прихватив крошечный зонтик, Хиури двинулась на вокзал, и вот скоростной поезд несет ее туда, где так чудесно и приятно в это время. Она идет по аллее мелкими шажками, чувствуя на себе любопытные и одобряющие взгляды. Она знала, что хороша еще и в национальной одежде выглядит почти ненастоящей. Хиури остановилась у дерева и подняла голову.Нежные лепестки казались бархатистыми с тонким , завораживающим ароматом. Ей хотелось прикоснуться к ним, но она не посмела… Со стороны казалось, что она сошла со старинного японского свитка.

 

Марко стоял, сжимая фотоаппарат. Он снимал все подряд, все было новым в этой чужой, загадочной стране. Ему повезло: приехав впервые из Италии в Японию, он попал на цветение сакуры. Любующаяся ею японка сразу привлекла его внимание. Несмотря на то, что она была немолода, выглядела необыкновенно привлекательно, точно диковинная птица в райском саду. Узкие, приподнятые к вискам черные глаза смотрели на дерево с какой-то первозданной печалью, тоской, желанием и мольбой. Кожа ее была странно светлой, точно покрытая полупрозрачными белилами. И вся она, словно старинная статуэтка, была так изящна и хрупка, что Марко захотелось потрогать ее, увезти, защитить. Он подошел ближе и встал рядом, стараясь охватить ее взглядом всю, почувствовать ее мысли…

 

Хиури вздрогнула, заметив пристальное внимание чужого человека явно европейской наружности, с буйной шевелюрой и огромными, смеющимися карими глазами, смотревшими на нее с немым восхищением и поклонением. Не сговариваясь, они пошли рядом. Казалось, слова были не нужны. Наконец, он заговорил на ломаном английском. Он рассказал, что приехал по туристической путевке. Вечером он не хотел ее отпускать…

 

Они встречались всю неделю, и Хиури поняла, что не может вот так просто расстаться с Марко навсегда. Он тоже мечтал увезти ее с собой.

 

– Я полюбила, – радостно прислушиваясь к себе, думала Хиури, – неужели эта радость дана и мне…

 

Муж будто не замечал, что происходит с женой.

 

– Я полюбила и ухожу, – сказала она однажды.
– Ну, что ж , я понимаю,любовь – как болезнь. Надо это пережить, – печально глядя на Хиури , ответил муж, – я отпускаю тебя, но помни, здесь твой дом, и я буду ждать твоего возвращения.

 

Казалось, за эти минуты он постарел, сгорбился как-то , морщины стали более заметными. Но Хиури, отбросив всякую жалость ("Она только мешает", – подумала она), устремилась к возлюбленному.

 

Италия встретила жутким зноем, улыбчивыми лицами, чужой громкой речью. Марко снимал небольшую квартиру под самой крышей огромного дома.

 

–Мне пришлось много работать, чтобы накопить на поездку в Японию, – говорил он, улыбаясь и обнимая Хиури. – Моя жена тоже должна будет работать. Завтра же пойдешь на фабрику, она рядом.

 

И потекли будни. Двенадцатичасовой рабочий день выматывал Хиури, не привыкшую еще к работе на фабрике. Было трудно, она не могла угнаться за молоденькими девочками. К тому же скоро стала скучать по дому, сыну, даже спокойному, молчаливому мужу. Шумный Марко порой начинал ее утомлять. Ей уже стало казаться, что она вовсе и не любит его, а всегда любила только мужа. Хиури начала тосковать. Она плакала по ночам в подушку, во сне видела цветущую сакуру, слышала плач цикад. Они будто звали ее назад. Настал день, когда она сказала Марко, что едет в Японию. Он не удивился.

 

– Это твой выбор.

 

И вот самолет несет ее домой.

 

– Я вернулась, – тихо проговорила она, раздвинув двери знакомого домика.
– Я ждал тебя, – просто сказал муж, словно она была не в другой стране, а ходила в соседний магазин, – спасибо, что ты вернулась.

 

Одуряюще пахли цветущие гортензии, цикады по-прежнему плакали,  и от всего этого, знакомого и до боли родного защемило сердце и навернулись слезы…

 

***

 

Оглавление №9