Что есть наша жизнь, если не череда привязанностей к кому-то или чему-то? Ради чего, собственно, мы живем, если не ради любви? И неважно, в лице кого мы обретаем эту привязанность-любовь, неважно, от кого она исходит, главное — что наша жизнь в этот момент и обретает смысл, а поступки — истинную красоту. Именно об этом и пойдет речь в рассказе "Дикая речка"
Редакция "Испанский переплёт"
ДИКАЯ РЕЧКА
***
Надувная лодка, обёрнутая брезентом и нагружённая экспедиционным снаряжением, неуклюже отвалила от берега. Зеркальная гладь реки сморщилась мелкими волнами, исковеркав отражение стройных лиственниц.
— Ну что, паря, теперь определимся с должностями,— обратился к двухмесячному щенку белой масти бородатый геолог Стёпка, после того, как умостился среди многочисленных тюков.— Значит так, кому рулить, тому и быть капитаном, то есть, значит мне. Ну а кто задарма едет...— он примолк, соображая.— Может, матросом тебя назначить? Нет, маловата должность. Или старшим помощником? Тоже не то, подрасти надо. О! Будешь за порядком следить, то есть будешь боцманом.
Младший «сотоварищ» шевелил навострёнными ушками и, будто соглашаясь с назначением, одобрительно помахивал закрученным хвостиком. Он стоял на рюкзаке, слегка расставив лапы, и с любопытством взирал на отдаляющийся берег. Ещё вчера он неприкаянно шатался по вертолётной площадке вблизи от посёлка, путаясь под колёсами брюхатых чудовищ и выпрашивая случайные подачки у суетливых дядек. А теперь вот вокруг столько нового, интересного и, к тому же, кормят постоянно...
Новоиспеченный «боцман» принялся подыскивать место согласно возложенным на него обязанностям. Соскальзывая лапами с упругих бортов, неловко перебираясь через Стёпкины ноги, он дважды по-хозяйски обошел лодку и развалился в корме, удовлетворённо зажмурясь под лучами солнца. Стёпка обрадовался, что непоседливый член экипажа успокоился, протянул руку и потрепал щенячье пузо:
— Везёт хвостатым! Грейся, сколь хошь. Не жизнь, а сплошной курорт.
Стёпка налаживал атмосферу дружелюбия, необходимую для долгого путешествия. Голос его был спокоен и ласков. Остались позади хлопотная подготовка к полевому сезону и ежедневное ожидание заброски. Вот оно — долгожданное «поле»! Вот они — неизведанные просторы и новые впечатления, утренние туманы и дым костров!.. Одним словом, рай, от которого захватывало Дух, замирала Душа...
Река то плавно, незаметно несла воды по широким плёсам, то беззвучной струёй лизала обрывистые излучины, подмывая корни деревьев, отчего некоторые из них склонились над водой, будто любуясь отражением; а иные, цепляясь из последних сил и готовые вот-вот упасть, касались ветвями стеклянной поверхности, будто причёсываясь перед последним часом. Тишину и речной покой нарушали лишь мерное хлюпанье вёсел да редкий нахальный крик кедровки. Стёпка млел, наслаждаясь первозданной красотой и необъятной волей. Но вдруг впереди и совсем рядом раздался сильный всплеск, в один миг нарушив спокойствие. Краем глаза он успел заметить красное оперение большого рыбьего хвоста. «Боцман» подскочил и тоненько тявкнул.
—Ух ты! Таймень! — воскликнул Стёпка, бросив весла.— Разгулялся бандюга! Думает, управы на него нет. Сейчас поглядим...
Он сноровисто взялся за спиннинг, заранее приготовленный для такого случая, и размашисто забросил блесну в сторону недавнего всплеска. Казалось, что заброс зряшный: сквозь прозрачную воду видны уже были виляющие проблески медной приманки. Но тут катушка спиннинга резко дернулась, рычажок вырвался из руки и ударил по пальцам, содрав кожу.
—Есть! — гаркнул Стёпка, пытаясь сдержать рвущуюся добычу.
О том, чтобы вытащить пудовую рыбину из воды прямо в лодку, нечего было и думать. Стараясь не давать слабины леске, перекладывая спиннинг из одной руки в другую и поочередно загребая вёслами, он кое-как прибился к берегу. Одной рукой достал из лодки ружьё, впихнул в ствол патрон, аккуратно подтянул беснующегося тайменя к отмели и, выбрав положение, чтобы не перебить леску, бабахнул.
«Боцман» нетерпеливо поскуливал и норовил выскочить из лодки на берег, желая поучаствовать в большой охоте. Не удержавшись на округлом борту, он кувырнулся, неловко ткнувшись мордашкой в мокрый галечник. Стойко стерпел падение и деловито побежал к грозному обитателю речных глубин. Однако приближаться не стал, опасливо принюхиваясь с безопасного расстояния.
—Что, страшно?.. Да, это главный речной басурман, хищник из хищников,— любуясь трофеем заговорил Стёпка и, доставая нож, добавил: — Но мы тоже не лыком шиты.— И будто в подтверждение его слов из распоротого желудка чудища вывалился взрослый утёнок с сохранившимся ещё оперением.— Глянь, какой живоглот!.. Ты, шмондик, смотри, не падай в воду, а то проглотит тебя его родня и не подавится. А вообще-то везёт нам. В первый же день поймать такую чуду-юду...
Тщательно упаковав разделанную рыбину, Стёпка оттолкнул лодку и, подрабатывая вёслами, опять заговорил со щенком:
—Наверно, мы с тобой сегодня лопнем от обжорства. От такой же рыбины за уши не оттащить! Да и оттаскивать некому. Так что вечером уплетём без меры и лапы-то и протянем.
Щенок в ответ на приветливый голос тыкался влажным носом в руки, лез в объятья великого добытчика. После победы над речным гигантом у него не осталось сомнений во всемогуществе кормильца. Он мешал гребле своей назойливостью, но по-другому не умел выражать любовь и преданность.
—Ладно уж тебе! Вижу, уважаешь. Не мешай! — отодвинул «капитан» неопытного напарника.— Слышишь, впереди шумит? Перекаты начинаются, так что цепляйся покрепче.
Вскоре долина сузилась. Река словно очнулась от спячки; заволновалась, заплескалась в каменистом русле, загремела на все лады, наполняя окрестности шумом, а сплавщиков – беспокойством. Лодка поскакала по пенным гребням, уворачиваясь от торчащих из воды камней. Волны налетали то справа, то слева. «Капитан» негромко поругивался, а «боцман» лез к нему искать защиты от холодного душа.
—Да не мешай ты! Влипнем! — Стёпка на пару секунд бросил вёсла и переместил щенка на корму.
В этот самый момент потерявшая управление лодка наскочила на глыбы, скрытые тонким слоем воды, и резко остановилась.
—Етить налево! Говорил же! — заорал Стёпка, оглядываясь по сторонам, и мельком взглянул на корму.
Там было пусто. Он ошарашенно завертелся, привстал, бегло осматривая несущийся поток.
—Угораздило же родиться под масть пенных гребней. Разве разглядишь маленький комочек среди такого хаоса...— бормотал кормчий, не обнаруживая на воде своего подопечного. И вдруг как током ударило: «Упал-то с кормы. Его, наверняка, затянуло под лодку, он мог застрять между днищем и булыганами».
Стёпка схватился за уключины и мощным раскачиванием сорвал грузную посудину с камней. Подталкиваемая напором реки, лодка боком соскользнула с окатанных глыб, и «капитан» увидел под водой «боцмана», втиснутого в расщелину между глыбами. Белая тушка вниз головой вытянулась в прозрачной струе и болталась, словно носовой платок.
Лодку понесло. На миг вспыхнула паническая мысль, что выручить компаньона не удастся, но Стёпка тут же отбросил её и, черпая бортами речную свистопляску, что было мочи погрёб к берегу. Не доплыв до него, выскочил на отмель, выдернул набравшую воды посудину на камни, и ринулся спасать утопленника.
«Тут не шибко глубоко, доберусь в сапогах. Лишь бы не проскочить мимо, только бы с первого раза», – лихорадочно соображал он, не выпуская из вида злополучное место. Стараясь устоять на скользких валунах и наклоняясь навстречу бурному течению, он подобрался к бедолаге, выхватил его из расщелины и потерял равновесие. Будто обрадовавшись крупной добыче, река потащила пришельцев вниз, к омутной глубине, скрытой беспорядочной толчеей волн. Развёрнутые болотники, заполненные водой, плотно облепили Степкины ноги, мешая согнуть колени, чтобы встать и вырваться из мощных объятий переката.
—Ха, ха, ха! — гремела дикая речка.
Прижимая к себе «боцмана» и беззвучно ругаясь, Стёпка сопротивлялся изо всех сил. После нескольких попыток он зацепился свободной рукой за выступающий камень, нащупал ногами опору, выпрямился и выбрался на берег. Не мешкая, перевернул застывшего щенка вниз головой и, встряхивая его, забормотал:
—Малыш, всё позади. Давай, сливай воду, приходи в себя… Ну, шевельнись же, вякни что-нибудь...
Но вода не выливалась, и щенок не подавал признаков жизни. Стёпка прижимал к груди холодный комочек плоти, растирал его, пытаясь согреть, дышал ему в мордочку, надеясь оживить мутные глаза, и отгонял страшную мысль о смерти.
—Боцька, ну хорош притворяться! Кто ж зверей хищных будет стращать?
И будто не смея противиться просьбе хозяина, маленькая утроба отозвалась слабым хрипом. Стёпка ещё яростнее затеребил, затискал пёсика. И всё протяжнее становилось сдавленное дыхание утопленника. Постепенно в его глазках очертились зрачки, а тельце затряслось крупной дрожью.
—Я ж говорил, притвора... Негодник, напугал до смерти...— счастливо бубнил мокрый с головы до ног Стёпка, прислушиваясь к прерывистым вздохам.— Тоже мне, водолаз выискался! И меня вон затрясло. Ну, ничего, ничего. Щас разведём костёр, погреемся, посушимся, чайку хлебнём... – И он, опустив щенка на нагретые солнцем камни, засуетился, отыскивая среди поклажи топор, спички, приправу для ухи, заварку, сахар.
Вскоре у костра парила развешанная по кустам одежда. А голый Стёпка, пристраивая над костром котелок с головой тайменя и отгоняя назойливых комаров, посматривал на утопленника и балагурил:
—Хватит тебе сотрясать окрестности. Не хватало нам после потопа ещё от землетрясения спасаться.
«Боцман», неподвижно уставившись перед собой, восседал на камне у самого огня и дрожал как осиновый лист. Он жался к огню, рискуя обжечься, и не мог понять, что с ним, отчего так холодно и неуютно, за какую провинность он так жестоко наказан.
Но щенячье уныние недолговечно. Через полчаса он подсох, зашевелился, завилял хвостиком, а Стёпка присел рядом на корточки и взял его на руки:
—Везёт нам, паря! Если б ты застрял не широким задом, а передком,— забило б тебе дыхалку... Нет, определённо везучий день. Помылись, постирались, щас ушицей побалуемся...
«Боцман» всё ещё слегка вздрагивая, вытянул мордочку и доверчиво лизнул мокрую бороду.
***