***

 

Много лет назад, когда я еще жила в России, коррида представлялась мне необыкновенным романтическим действом. Мне грезились отважные тореадоры и прекрасные испанки с гребнями в волосах и веерами в руках, а вместе с ними смелые разбойники по имени дон Хосе, пересекающие ночную сьерру Морену на черном коне. Мне снились навахи и звуки кастаньет, и воланы юбок, взлетающие в огненном вихре испанского танца. «Мечты, мечты, где ваша сладость?» – сказал однажды разочарованный поэт, за несколько столетий до меня выразивший в этой фразе всю боль разбитых романтических надежд.

 

Первое разочарование постигло меня на собственной свадьбе. Испанцы заверили меня, что после банкета в честь молодоженов будет устроена коррида, и, действительно, в свадебном комплексе неподалеку от ресторана находилась арена для боя быков. Когда закончилась церемония, и гости осушили по паре бокалов шампанского, дружная толпа кинулась к зданию цирка. Кто-то расселся по местам, а большинство столпилось у загородок, отделяющих арену от зрителей. И вот коррида началась. На песок выбежал малютка-бычок: энергично топнув копытцем, он запрыгал по кругу, оглядываясь по сторонам. Навстречу ему тут же выскочила развеселая дама в красивом платье и замахала руками: я в ужасе признала в ней свою свекровь.  Весь ее вид выражал такую неудержимую радость, что к ней поспешили присоединиться другие родственники и гости: троюродный дядюшка Рамон, двоюродные племянники Хосе и Хесус, соседка Лола и некий Хуан-Антонио,–  все вместе они помчались, перегоняя друг друга, навстречу бычку. Животное весьма обрадовалось предстоящей игре: видимо, бычок уже не раз проделывал подобные трюки, поэтому ничуть не удивился происходящему. Стремительно скакнув, он начал преследовать и бодать всех подряд. Первой упала Лола: запутавшись в складках платья, она растянулась по песку, истерически хохоча. Хосе и Хесус, пошатываясь, увертывались от набирающего обороты бычка. Хосе Антонио, схватившись за колено, свернулся калачиком в углу. Свекровь, получив тычок в бок, прокатилась по арене и срочно скрылась за спасительной перегородкой. Меньше всех повезло Рамону: зацепившись рогами за несчастного старика, бычок принялся бодать его изо всех сил, и забодал бы насмерть, если бы работники свадебного комплекса вовремя не отвлекли раззадорившееся парнокопытное. Под улюлюканье публики Рамона увели в травмпункт на перевязку, и на арену выскочили новые желающие побегать.

 

– Тебе нравится? Нравится? – тыкали меня в бок красавицы-испанки.
– А разве это коррида? – спрашивала я удивленно.
– Ну, не коррида, конечно. Это просто «торос» – быки!

 

Спустя еще несколько лет я поняла, что слова «коррида» в Испании как будто бы и не существует. Его благополучно заменяет понятие «быки» – и то, что мы привыкли представлять себе в торжественно романтическом (или трагическом) ореоле, выглядит куда более прозаично. Примерно так:

 

– Пойдем сегодня на быков? – спросит сосед Альфредо соседа Фернандо.

 

Фернандо почешет лысину под стариковской кепкой и крякнет:

 

– А почему бы и не сходить? Ведь праздник есть праздник!

 

Ведь «быки» устраиваются в испанских деревнях, как правило, по праздникам. Например, справляются именины местной покровительницы Святой Марии Чудотворного Источника или святого Исидора Целителя, или же еще какого-нибудь Святого – и тут уж без корриды никак не обойтись. Или играют свадьбу – как же без быков? Или – день города,– и тут быки необходимы!  Звучат фанфары, гремят призывно звуки пасодобля, и принарядившийся народ выходит из своих каменных домиков на гулянье: смотреть быков. Вот это уж зрелище так зрелище!

 

И неважно, что вместо страшного быка по арене бегает едва ли не теленок, а тореадором является юноша Пепито из соседней деревни Виллариба, - главное, что оба – и юноша, и теленок – отважны и ловки, а вино, купленное тут же около Пласы де Торос, горячит воображение. И вот уже в воздухе раздаются громкие крики «оле», и испанский темперамент вырывается на свободу как шампанское из бутылки. Наконец бычок настигает Пепито, поддает ему рогами под пятую точку, все разбегаются, а бычка уводят за кулисы. После корриды на сиденьях остаются конфетные бумажки, пивные банки, кожура семечек и просыпанные кукурузные хлопья, а люди расходятся по барам – допивать, заедать выпитое и бурно обсуждать неправильный выпад Пепито правой ногой, в то время, как он должен был сделать его левой.

 

Второе разочарование постигло меня, когда я увидела настоящую корриду. Ее транслировали по телевизору, и она мало чем отличалась от теннисного матча, в котором комментаторы механически отмечают промахи игрока: их слова звучали монотонно и заученно, будто речь шла вовсе не о смертельной схватке, а о чем-то обыденном.  Да и сам тореадор казался заведенным манекеном: он медленно и выверено наносил удары, словно в замедленной съемке двигал розовым плащом, а вокруг него сновали бесконечные помощники, готовые в любой момент отвлечь быка. Количество зрителей едва превышало половину, никто не вскрикивал «оле», а сам бык, истекающий кровью, совсем не хотел сражаться и всячески норовил сбежать с поля боя. Отчего-то мне сразу стало неловко, будто я подглядывала что-то неприличное: право, мне было бы куда приятней смотреть, как два боксера разбивают друг другу носы, ведь их-то никто не принуждает сражаться за жизнь!

 

«Быков смотришь? – спросил муж и скривился.– Жестокое зрелище».– «Ты же испанец! – удивилась я.– Разве ты не любишь корриду?» – «Не люблю. Но если ее запретить, то куда тогда девать бойцовых быков?»

 

Так я узнала про бойцовых быков – «toro de lidia». Их чучелами увешан в Мадриде каждый пятый бар: подобные бары содержат поклонники тавромахии, помешанные на быках. Как-то раз, в составе большой испанской семьи,  мы отправились в один из них подкрепиться,  и одна из родственниц мужа,  отпив большой глоток вина, поинтересовалась насчет моей любви к быкам.

 

– Быки меня не очень интересуют, Лола.
– Как?! Быки – это наша традиция,– подчеркнуто важно воскликнула она. И я с ужасом увидела, как  темные глаза этой веселой очаровательной женщины кровожадно сверкнули.

 

Я долго пыталась ответить себе на вопрос,  действительно ли любят испанцы бычьи бои? Ведь любой уважающий себя испанец в первую очередь скажет, что он – категорически против убийства. Однако, если вы спросите, что он думает про «торо-браво» – «бравого быка», которого выращивают специально для корриды, то глаза вашего собеседника тут же зажгутся темным блеском. «Уфф!» – вскрикнет он и сделает театральный жест рукой. И расскажет про черного быка автохтонной иберийской породы – гиганта весом от 300 до 500 килограммов с огромными выгнутыми и острыми рогами. Эти животные настолько агрессивны, что держатся заводчиками отдельно от стада и готовятся специально для боя. Их выращивают на самом лучшем корме, а их пастбища – одни из самых огромных и зеленых на всем полуострове. Бравый бык – привилегированная каста. Это – бойцы от природы, рожденные, чтобы атаковать и убивающие наверняка. Торо браво – олицетворение дикой стихии, необузданной природы и неукротимой физической силы, наделенной ловкостью гимнаста и скоростью беговой лошади, просчитывающие роковой удар инстинктом, а не умом. Если вам придется встретиться с ним один на один посреди мирного испанского поля, не думайте, что бык не заметит вас и будет спокойно щипать травку. Напротив, вы сразу же его заинтересуете. Он встанет прямо, наклонит голову и внимательно уставится на вас немигающими, оценивающими траекторию глазами. И, если вы от природы не обладаете талантами тореадора, рекомендую сразу же спрятаться в машину или залезть на дерево, потому что бегство от него может обернуться трагедией.

 

Несмотря на то, что коррида приравнивается испанцами к спорту и транслируется по телевидению наравне с футболом или теннисом, я никогда не видела, чтобы испанец, прильнув к экрану, вскрикивал и улюлюкал над движениями тореадора, как он делает это во время футбольного матча или трансляции "Формулы-1".  Я бы сказала даже, что испанец никогда не смотрит корриду по телевизору. Да и ходит ли обычный испанец на настоящую корриду, как мы, например, ходим в театр? Нет, он знает о ней исключительно из общих разговоров и телевизионных сводок, особенно когда речь идет о ранении какого-нибудь известного тореадора. Этот вид зрелища – не из дешевых, поэтому рядовой испанец, обычно не имеющий в кошельке ни гроша, не может себе позволить этот вид развлечения, и, если уж возникает выбор между корридой и футболом, предпочтение всегда отдается последнему. Но, если вы подарите испанцу билет, он с удовольствием сходит на бой быков. «Я против убийства,– скажет он, пожимая плечами. А затем восхищенно добавит: – Но ведь это – такое зрелище!» И его глаза снова темно сверкнут.

 

Не считаясь национальными героями, тореадоры уж точно являются секс-символами для большинства женского населения.  Они – завсегдатаи светских хроник и лица на плакатах рекламных кампаний мужского одеколона. Обычно они действительно хороши собой – статные, молодые и сильные мужчины со смоляными волосами и жгучими глазами олицетворяют собой классический тип рокового страстного испанца, бесстрашного воина, разбивающего женские сердца. Увы, едва лишь тореадор начинает говорить, то сказочные чары рушатся, и карета сразу превращается в тыкву: как правило, секс-символ выражается с трудом и исключительно простыми предложениями.

 

Тем не менее, тореадорами восхищаются практически все испанцы: «Это люди из другого теста. Они бесстрашны! Они наплевали на смерть!» Действительно, настоящие тореадоры редко доживают до старости. Каждое их выступление – это игра со смертью,  где при любом промахе человек обречен. Бык бьет страшно и наверняка: немногие переживают удар рогом.

 

Случаев, в которых бык убил тореадора, несметное множество. Про это написаны статьи, книги и мемуары, и каждый испанец знаком с именем Хоселито или Пакирри лучше, чем с именем Веласкеса. Более того, он в подробностях может рассказать вам, как умирал отважный тореадор, и какими были его предсмертные слова.

 

Случай с тореадором Хуаном Хосе Падильей может быть ярким примером отношения испанцев к искусству тавромахии. 21 мая 2010 года на очередной сезонной корриде бык поддел Падилью рогом. Испания громко ахнула и припала к экранам телевизоров.

 

Смертоубийственные кадры были мгновенно растиражированы по всем средствам массовой информации:  вот тореадор ловким телодвижением увиливает от огромной туши, вот бык заходит сбоку, лениво, рассеянно, отклонив голову в сторону, и вдруг делает резкий выпад и бьет рогом снизу вверх, несколько раз, мощно и страшно, и стройный, вытянутый тореро вдруг превращается в жалкий сморщенный комок, катающийся по земле. Рог вошел в шею и вышел через рот, Падилья упал. Зрители выдохнули и взвыли. По арене заметались, забегали люди, пикадоры, бандерильос и санитары. Тореадора унесли.

 

Через две недели он вышел из больницы. Падилья потерял глаз, частично – голос, а лицо его стало полностью перекошено. Первым делом он заявил, что не собирается уходить из профессии и скоро снова выйдет на бой. Действительно, едва оправившись от причиненных увечий, он снова оказался на арене: с повязкой на глазу, изуродованным лицом, но с прежним рвением. Испанцы восхитились отважным человеком и окрестили его «тореро-пират». «Он – смелый! Он – мужественный! Он бросает вызов смерти!»

 

И как могут испанцы жалеть быка, если его гибель олицетворяет для них победу жизни над смертью? Силу человека над силой природы? Безрассудную человеческую смелость, обуздавшую хаотическую мощь дикого животного? Жалеть его даже не приходит им в голову, более того, убитого быка разделывают и съедают, словно древнюю жертву, принесенную некоему языческому богу. Впрочем, не жалеют испанцы и самих себя. Несколько лет назад, например, телевидение оповестило о смерти Мышонка: так звали быка, искалечившего немалое количество смельчаков.  Мышонка выпускали на «энсьеррос» – праздничные мероприятия, в которых ошалелая от вина молодежь бегает с быком наперегонки, наподобие тех самых пробежек, что устроила моя испанская родня на свадьбе. Мышонок был гигантский красавец бык, черный, с белыми яблоками по богам. Его мощь и гибкость поражала воображение. Он бегал по арене с грацией дикого животного, прекрасный и страшный, отлично осознавая свою роль. Бык явно забавлялся всем происходящим, легко маневрировал по полю, умным глазом рассчитывая ситуацию, и в самый неожиданный момент вдруг черным камнем падал в сторону человеческой фигурки.  Сцены, показываемые по телевизору, были не для слабонервных. Наметив жертву, Мышонок подкидывал человека в воздух, потом швырял на землю и начинал бить рогами. Убежать от него едва ли было невозможно: он в два прыжка опережал любого человека. Когда же некоторым «счастливцам» удавалось избежать рогов и спрятаться на трибунах, Мышонок перепрыгивал перегородку и гнался за обидчиками. Он был настолько знаменит, что люди целыми деревнями вставали в очередь на участие в «энсьерро» с Мышонком, благодаря чему бык прожил долгую и счастливую жизнь. Ведь побегать от быка, в послужном списке которого 30 искалеченных и два убитых человека – такое случается не каждый день!

 

Самый знаменитый из таких «энсьерро» – «Сан Фермин» (в честь Святого Фермина) в Памплоне,– каждый год кладет на алтарь этого древнего развлечения несколько раненых, а то и навсегда изуродованных людей. Популярность этих празднеств не укладывается ни в какие рамки человеческого благоразумия: горячие и страстные парни готовы любыми жертвами доказать себе и всему миру, что они – истинные смельчаки. Особенность «энсьеррос» заключается в том, что все улицы города перекрываются, и оставляют лишь одну, на которую из загона выпускают целое стадо быков. Ошалелые животные бегут по узким средневековым проходам, сшибая все на своем пути. Бравые подвыпившие парни пытаются пробежать рядом с ними, но быки, как правило, или затаптывают их в мостовую, или поддают рогом, нанося увечье. По телевизору подолгу и сладострастно показывают сцену терзания: яростная черная туша рогами поддевает маленькое человеческое тело и начинает молотить его об стену, пропарывая во всех местах.

 

Диктор спокойно комментирует происходящее:

Из пострадавших от рогов быка можно сосчитать десять человек:
Хосе Антонио, 53 лет, находится в больнице с порванным легким. Его состояние вне опасности.
Хуан Педро, 20 лет, находится в больнице с поврежденной печенью. Его состояние неустойчиво, но все под контролем врачей.
Луис Мигель, 16 лет, получил тяжелые травмы различной степени в область сердца, печени, легких, грудной клетки и в паху, к сожалению спасти его не удалось.
И так далее.

 

Что происходит дальше, когда быки, растоптав и растерзав всех, встреченных на пути, вылетают, наконец, на арену? Как только последний бык попадает на арену, дверь за ними захлопывается. На трибунах цирка уже сидит жаждущая крови толпа. Они гикают и улюлюкают. Быки мечутся по арене, и местные «пикадоры» добивают их со всем своим пикадорским умением.

 

Один из видов «энсьерро» заключается в том, что быку втыкают в спину зажженный факел или фитиль, а часто к рогам его привязывают два факела.  Так он и бегает по арене, беснуясь от боли и круша все на своем пути, пока, насладившись зрелищем, его не добьет толпа. Каждый год я вижу по телевизору чудовищные кадры, где бык с подожженными рогами мечется во все стороны. Да, зрелище впечатляет. Бык могуч, прекрасен, силен, черен, и два рога у него горят пламенем, словно у древнего бога. Его мощь завораживает. Наверно, так же завораживал римлян бой гладиаторов.

 

Ведутся ли споры о нравственности-безнравственности, нужности-ненужности «энсьерро» и корриды? Конечно, ведутся. В основном это защитники животных, требующие прекратить «издевательство» над быками и запретить праздник, представляющий пережитки диких языческих времен. «Это позор!» – говорят они иностранным телеканалам. «Испания создает себе плохой имидж перед лицом цивилизованного мира!» Но тщетно пытается внушить горстка меньшинства – большинству,  что энсьерро – это дикий и варварский акт вандализма, равным образом не нужный ни людям, ни быкам. Годами требуя отмены «этого кошмара», в ответ они, как правило, получают примерно такие комментарии: «Испанию не интересует отказ от бычьей индустрии. Она приносит стране вполне неплохой доход».

 

В очередной раз я столкнулась с темой корриды в Севилье,– однако поехала я туда вовсе не ради быков: меня влекли пути историко-литературные, в конце которых я ожидала найти  Дон Жуана и Кармен, Колумба и Педро Жестокого. Поиски Кармен и привели меня к Пласе де Торос, - ведь именно здесь свободолюбивая цыганка увидела и полюбила тореадора. Наверняка, думала я,  сюда захаживал и сам Мериме, когда писал свою знаменитую повесть.

 

Севилья, залитая ледяным январским солнцем, сверкала во всем своем великолепии:  холодным блеском дрожали воды широкого Гвадалквивира, золотые блики плясали на блестящих кафельных плитках-изразцах, на фасадах зданий и вспыхивали в  жгучих глазах проходящих людей. Желто-белое здание Пласы де Торос контрастировало с синевой неба. Это были цвета Андалусии, доведенные до квинтэссенции. Тореадора и Кармен не пришлось долго искать: они стояли друг напротив друга, устремив бронзовые лица в разные стороны. Тореадор - красивый и статный юноша - опирался на шпагу в сосредоточенном, слегка задиристом жесте. Все его тело выражало жесткость и сдержанность, даже некоторую сухость. Кармен, спрятавшись среди листьев и плодов апельсина, диковато глядела своим «волчьим глазом» вдаль, высматривая, не появится ли на дороге какой-нибудь глупый иностранец. А Пласа де Торос молчала и ждала, словно затаившийся удав, новых игрищ. Я толкнула дверь и вошла.

 

Стоял некорридный сезон, и представлений в цирке не было, однако разрешалось посмотреть Пласу изнутри, а также посетить музей. Я пошла по узкому коридору, кожей чувствуя, что его стены дышат, как в хорошо намоленном храме. Коридор обрывался ослепительным сиянием: то был свет, исходящий от желтых стен и желтого же песка арены, пронизанных солнцем. Идеально круглая поверхность поля создавала эффект абсолютного замкнутого пространства, из которого нет выхода. Наверно, бык, выбежав на этот блестящий, желтый, сверхъестественно яркий песчаный круг, чувствует ту же оторопь, что и я, иначе почему он растерянно останавливается, едва выскочив на арену? Меня посетило то же чувство, что и много лет назад - в римском Колизее, чьи круглые колодезнообразные стены все еще сжимают в себе энергию тысячи римлян, кричащих прямо в небо. А вот теперь я глядела на севильскую арену и видела не быков с тореадором, а римские гладиаторские бои,  слышала крики жадной толпы, и кровь лилась на песок, и мертвые воины падали наземь глухим шлепком. «Испанцы – прямые потомки римлян», - подумала я, и волосы у меня на голове встали дыбом.

 

И мне стало одиноко и грустно посреди ослепительного смертельного круга.
«Может быть, музей истории корриды лучше объяснит мне суть этого зрелища?» - подумала я и пошла назад по тому же коридору, чтобы нырнуть в темные, тревожные комнаты со зловещими экспонатами. Там висела торжественная тишина, тяжелый неживой воздух тяготил, потолки и стены давили. В музее не было ни одного окна, и у меня возникло ощущение того самого коридора, что ведет тебя к последней обители – успокоению. Портреты тореадоров на стенах и бычьи головы, глядящие с тех же стен, были словно уравнены смертью в своем достоинстве: ведь на самом деле, смерть была единственным победителем в этом поединке: с арены уходил живым или тореадор, или бык. Несомненно, в смертельной схватке быкам везет куда меньше, чем людям – за один выход тореадор должен убить три-четыре быка, и обычно так и происходит, если только усталость или промах не сыграют с ним злую шутку. Силы быка и человека тоже не равны – животное закалывают пиками, пуская ему кровь, отвлекают тряпками, сбивают с толку и изматывают, пока тот не упадет в бессилии на колени. Несмотря на все предостережения, бык нередко оказывается сильней человека и вздергивает последнего на рога. Надо добавить, что мужество и отвага ценятся испанцами не только в человеке: иногда самых смелых и умных быков «прощают», оставляя им жизнь и отправляя назад в прекрасные зеленые поля на «осеменение». Увы, это случается чрезвычайно редко.

 

При выходе из музея притаилась скромная часовенка с фигурой Богоматери и подставкой для того, чтобы тореадор мог опуститься на колени и помолиться перед боем. Время визита заканчивалось, и я наспех сфотографировала слова молитвы, написанной на стене.
Прочитала я ее уже на улице: это были стихи.

 

-------------Дева Мария, вселенская Мать,
-------------Радость с весельем молю тебя дать.
-------------Чтоб, окрылен ореолом мечты,
-------------Шел бы я смело на зов красоты,
-------------Прямо навстречу быку, и не злоба –
-------------А мастерство меня в бой понесло бы!
-------------Каждый мой выпад и каждый удар,
-------------Дева, тебе преподнес бы я в дар.
-------------Буду я смел, и не дрогнет рука.
-------------Ты ж помоги мне прикончить быка!
-------------Доблесть моя, да меня не покинь,
-------------Буду спокоен и стоек. Аминь.

 

Ну что тут еще можно добавить?

 

Оглавление №10